— А ты чего хочешь? — спрашиваю ненароком, ни на что точно не намекая.
— А я... Я хочу комнату в мятных тонах. Я хочу бетонную стену, на которой люди смогут оставлять маркером призраки своего недавнего пребывания. Я хочу мягкий солнечный свет по утрам (чтобы наискосок так, а не прямо в глаза. чтобы приятно и тепло). Я хочу пушистый ковер, на котором я смогу лежать с ноутбуком и чашечкой чая. Я хочу своё место.
— Мечтательница.
— Я опущу руки без этой мечты.
— Как это? — приподнимаю брови, уловив безысходную нотку в голосе.
— Вот так, — беспечно и почти беззаботно пожимает плечами. А я не могу так. Стыдно становится. От того, что спросил. От того, что сам до этого рассказывал о каких-то нелепостях. Для неё ведь это не просто место для сна. Для неё это — часть её самой.
Молча допиваю чай и собираю вещи. А потом, спустя неделю, приношу ей ковёр. Отвратительно-мятного оттенка. Пушистый. Как она хочет.
— Это что? — удивленно кивает на запакованный свёрток в моих руках.
— Твоя мечта.
— Не похоже на студию, — смеётся и, отлипая от дверного косяка, запускает в квартиру.
— Похоже на начало.
Раскатываю коврик у дивана и приглаживаю торчащий ворс. В её глазах непонимание, благодарность и какая-то наивная надежда. Стоит и мямлит, пытаясь сформировать слова в благодарность. А потом начинает плакать. Навзрыд, нервно. Обнимает, держится за плечи как за какой-то спасательный круг. И сопли по моему свитеру размазывает. А потом просто останавливается и улыбается так, как будто не было только что выброса эмоций. Как будто она только что не поверила в то, что сможет существовать комфортно. В глазах снова грусть. В руке — чашка чая. В голове — бардак.
— Что-нибудь будешь?
— Буду.
Буду приносить ей подушки мятного цвета. Буду приносить ей рулоны с обоями. Тоже мятными. Много мятного принесу. И самых разных оттенков этого отвратительного цвета. Даже чай ей такой достану. Мятный. Потому что она сама мятная. Приторно-мятная. Отвратительно-мятная. Во всех отношениях слишком-мятная.
— А я... Я хочу комнату в мятных тонах. Я хочу бетонную стену, на которой люди смогут оставлять маркером призраки своего недавнего пребывания. Я хочу мягкий солнечный свет по утрам (чтобы наискосок так, а не прямо в глаза. чтобы приятно и тепло). Я хочу пушистый ковер, на котором я смогу лежать с ноутбуком и чашечкой чая. Я хочу своё место.
— Мечтательница.
— Я опущу руки без этой мечты.
— Как это? — приподнимаю брови, уловив безысходную нотку в голосе.
— Вот так, — беспечно и почти беззаботно пожимает плечами. А я не могу так. Стыдно становится. От того, что спросил. От того, что сам до этого рассказывал о каких-то нелепостях. Для неё ведь это не просто место для сна. Для неё это — часть её самой.
Молча допиваю чай и собираю вещи. А потом, спустя неделю, приношу ей ковёр. Отвратительно-мятного оттенка. Пушистый. Как она хочет.
— Это что? — удивленно кивает на запакованный свёрток в моих руках.
— Твоя мечта.
— Не похоже на студию, — смеётся и, отлипая от дверного косяка, запускает в квартиру.
— Похоже на начало.
Раскатываю коврик у дивана и приглаживаю торчащий ворс. В её глазах непонимание, благодарность и какая-то наивная надежда. Стоит и мямлит, пытаясь сформировать слова в благодарность. А потом начинает плакать. Навзрыд, нервно. Обнимает, держится за плечи как за какой-то спасательный круг. И сопли по моему свитеру размазывает. А потом просто останавливается и улыбается так, как будто не было только что выброса эмоций. Как будто она только что не поверила в то, что сможет существовать комфортно. В глазах снова грусть. В руке — чашка чая. В голове — бардак.
— Что-нибудь будешь?
— Буду.
Буду приносить ей подушки мятного цвета. Буду приносить ей рулоны с обоями. Тоже мятными. Много мятного принесу. И самых разных оттенков этого отвратительного цвета. Даже чай ей такой достану. Мятный. Потому что она сама мятная. Приторно-мятная. Отвратительно-мятная. Во всех отношениях слишком-мятная.